Скандал в Фейсбуке, конечно, вышел некрасивым.
— После этой дамы нужно протереть все санитайзером и освятить клавиатуру! Не люблю, когда бренчат на инструментах, клавиатура которых, наверное, помнит настоящих исполнителей и страдает от случайных невежественных прикосновений. На месте этого рояля, я бы как следует лягнула ножкой эту тетку! — раскричалась какая-то доцентша.
Так она отреагировала на видео, в котором женщина с лучистыми глазами, восхищенно глядя на старинное фортепиано, неуверенно сыграла на нем несколько тактов. Естественно, в комментариях тут же началось бурное обсуждение: все порицали доцентшу и защищали женщину с лучистыми глазами. Вероятно, эти разборки весьма смутили добрейшего Хранителя Музея. Впрочем, через пару часов все успокоились: мало ли, какие странные люди встречаются на просторах интернета!
… Часы в гостиной глухо пробили полночь. Тотчас все комнаты в Доме наполнились едва заметным голубоватым светом и тихонько зазвучала старинная музыка. Такое случалось здесь довольно часто, когда старые рояли и пианино, оказавшиеся в одной Семье, вели свой неспешный разговор, вспоминая былое. Впрочем, сегодня все фортепиано были весьма взбудоражены.
—Это безобразие! Не ей решать, кому играть на мне, а кому — нет! – кипятился огромный рояль «Бехштейн», который был самым знаменитым членом Семьи. – Да, моих клавиш касались руки Рубинштейна, Чайковского и Танеева, играли студенты Московской Консерватории. И некоторые в ярости били по клавишам, когда что-то у них не получалось, и даже бросали крышку! Но я никогда не отворачивался и от тех, кто только делал свои первые шаги в Музыке, и даже от тех, кто просто хотел услышать мой звук.
— Счастье, когда твоих клавиш касаются руки человека, — подхватил стоявший рядом концертный рояль «Шрёдер». – Мы предназначены для игры, пусть даже самой несовершенной. Это гораздо лучше, чем когда в твоем нутре десятилетиями живут кошки.
«Шредера» отреставрировали совсем недавно, и сейчас он наслаждался каждым мгновением, когда на нем кто-нибудь играл.
— А какие чудесные музыкальные вечера устраивала семья Озеровых! Как веселились дети! – послышался из соседней комнаты глубокий голос длиннострунного пианино «Мюльбах».
— Да, — тихонько пропел напротив него тафель-клавир «Шрёдер». — Своей музыкой я согревал людей в блокадном Ленинграде. Их пальцы были слабы от холода и голода, они нередко забывали ноты. И тогда я пел за них, вселяя надежду и давая силы жить.
Едва он стих, как раздался голос салонного рояля «Рёнишь»:
— А я помню маленькую девочку, которая училась музыке. Я видел, как эта девочка росла, как сложнее и изысканнее становилась музыка, которую она играла. Ведь это я учил ее музыке!
Заговорили и другие инструменты: массивный рояль «Хашпиль» и рояль-миньон «Мюльбах», пианино редкой марки «Париж» и прямострунный рояль «Беккер», роялино «Александр Ланг» и «Леопольд Штюрцваге», тафель-клавир «Ауль» и великолепное пианино «Плейель». Все они вспоминали тех, кто когда-то играл на них – профессионалов и любителей, взрослых и детей.
— Как я мечтаю, что когда-нибудь кто-нибудь вновь дотронется до моих клавиш, и молоточки, как прежде, ударят по струнам, — прошептало роялино «Александр Мейбом». В Семью оно попало на днях и пока находилось в ужасном состоянии, до которого его довели прежние владельцы.
Светало… В Доме постепенно стихли разговоры и музыка. И только мудрый «Бехштейн» продолжал тихонько улыбаться. Он-то знал свою главную тайну: тот, кто прикоснется к его клавишам, никогда больше не сможет жить без Музыки.
PS. Женщина с лучистыми глазами — не я.
© Сайт "Дорогами Срединного Пути", 2009-2023. Копирование и перепечатка любых материалов и фотографий с сайта anashina.com в электронных публикациях и печатных изданиях запрещены.
