Уже много лет я занимаюсь изучением китайской философии и культуры. Несколько раз я порывалась уйти из профессии, сменить сферу деятельности на другую. Но всегда Китай звал меня обратно. Эти заметки о моем пути в китаистике первоначально были опубликованы по частям в моем Телеграм-канале «Срединный Путь». А сейчас публикую всё здесь, на сайте, с некоторыми дополнениями.
Сунь Укун, японский язык и бонсаи
В детстве я была очень серьезной. В то время я увлекалась астрономией, с третьего класса ходила в астрономический кружок при Московском планетарии и мечтала стать астрономом.
Однажды по телевизору транслировали потрясающий китайский мультфильм «Сунь Укун: путешествие на Запад» (1985). С первой минуты он покорил меня. После его окончания я попросила у отца книги, чтобы прочитать еще что-нибудь по Китаю и Японии – благо, в доме была собрана довольно неплохая библиотека по Востоку. Сборник «Избранные чаньские изречения» в переводе В.В.Малявина на долгие годы стал моей «настольной» книгой, а одно из изречений – девизом жизни: «На Пути нет хоженых троп. Тот, кто идет им, одинок и в опасности».
За несколько лет до Перестройки в Москве заметно оживилась интеллектуальная жизнь: книгообмены, выставки, концерты в ДК. Особенно мне запомнились выставки группы «Двадцать московских художников», которые проходили в выставочном зале на Малой Грузинской улице. Часто бывали мы и в Музее народов Востока. Мой отец был знаком с Владимиром Глуховым, Борисом Алексеевичем Смирновым-Русецким, живущим в СССР Цзян Шилунем и другими потрясающими художниками, которые писали на темы Востока и космизма.
В то время в среде научно-технической интеллигенции многие учили японский язык и подрабатывали переводчиками. Возможно, интерес к японскому языку и вообще японской культуре, а не к китайскому языку и культуре, был вызван тем, что с Китаем у СССР тогда были весьма непростые отношения, а с Японией – хорошие. К тому же, Китай только недавно вырвался из оков «культурной революции» и был бедной страной, а Япония динамично развивалась. Конечно, в условиях жизни за «железным занавесом» образ Японии у большинства был весьма романтизированным и не совсем соответствующим реальности.
Моя мама тоже начала учить японский язык. По всему дому были развешаны листочки с японскими словами. Детская память – она цепкая, и я без труда запомнила несколько сотен японских слов и некоторое количество иероглифов. Иероглифы меня просто заворожили! Вскоре в Главном ботаническом саду открылся Японский сад, который тоже внес свою лепту в мой образ Дальнего Востока.
Уголки Японии обнаружились даже на Онежском озере, куда мы ездили каждый год летом. То были заполненные водой небольшие расщелины в скалах и карликовые сосны – природные «бонсаи». Ну чем не миниатюрный японский садик! Дома у нас красовалась коллекция привезенных с берегов Онего необычных камней и замысловато изогнутых коряг. Пытались мы вырастить (правда, безуспешно) из карельских сосен и собственные бонсаи.
Постепенно я отошла от темы Востока. Перешла в физмат школу – 179-ю, расположенную в Георгиевском переулке, в самом центре Москвы. Вскоре у нас организовали Финский клуб, и я с удовольствием погрузилась в изучение финского языка и культуры.
Вплоть до окончания школы я не могла окончательно определиться, куда поступать. Мне было интересно все — биология, география, геология, история. В результате, я выбрала геологический факультет МГУ, дабы продолжить семейную традицию: мой прадед и двоюродный дед были геологами. Казалось, мое будущее предопределено. Но судьба распорядилась иначе.
Добрые учителя и злой препод
Начало 1990-х — странное и непонятное время. Новая страна, неприглядное настоящее, туманное будущее. Я училась на геологическом и одновременно подрабатывала в редакции одной из компьютерных газет. Однажды мне приснился очень яркий и реалистичный сон, что я учусь совсем в другом вузе, где изучаю совершенно другие предметы. Он оказался вещим.
Вообще, есть огромная неправильность в том, что большинство выпускников школ тут же поступают в вузы. Далеко не все еще уверены в своем выборе, не познали мир, не увидели другие возможности для самореализации. Вскоре я поняла, что геология – не то, чем я хочу заниматься всю жизнь, хотя науки о Земле по-прежнему очень люблю. И ушла из МГУ. Хотя, возможно, зря – работала бы сейчас в Газпроме или Роснефти 🙂 Но мне хотелось чего-то более всеобъемлющего.
А что может быть более всеобъемлющим из наук, нежели философия? По крайней мере, так я думала тогда. И поступила на философский факультет РГГУ. Именно в тот год, когда на факультете открыли новую специальность – историю восточной философии, с углубленным изучением индийской и китайской философии и языка. Всплыла моя детская полузабытая мечта, туманный образ Востока. И я записалась на китаистику.
1990-е годы – это «золотой век» РГГУ. У нас были лучшие преподаватели, ведущие специалисты в своих областях. Учиться было интересно, но очень непросто. Особенно «восточникам», у которых нагрузка была значительно выше, чем на других отделениях факультета.
Мне очень повезло с преподавателями по китайской философии. Сначала лекции читал Анатолий Евгеньевич Лукьянов, который буквально загипнотизировал нас «двадцатипятичастной телесно-духовно-идеальной объемной спиралью Дао». Правда, что это такое, я до сих пор внятно объяснить не могу. Уже в первом семестре под его руководством мы прочли на вэньяне несколько чжанов из «Дао-дэ-цзина».
Со второго семестра курс по истории китайской философии у нас начал вести Виталий Федорович Феоктистов, а Лукьянов – спецкурс по ицзинистике. Виталий Федорович был полной противоположностью Анатолия Евгеньевича: настоящий конфуцианец, специалист по Сюнь-цзы. Очень полный, с небольшой «рериховской» бородкой. Он ходил с тростью и много курил даже на лекциях. Мы его звали «Фэй» — так сокращалась его фамилия на китайском. «Природа человека дурна!» — любил повторять он слова Сюнь-цзы. Мы же больше склонялись к версии Мэн-цзы — что природа человека добра. Ну, или почти добра.
С теплотой я вспоминаю и других наших преподавателей-китаистов: Марину Витальевну Румянцеву и Людмилу Григорьевну Губареву, которые вели китайский язык (хотя Марина Витальевна была ух как сурова!), Григория Александровича Ткаченко и его спецкурс по вэньяню, Виктора Николаевича Усова, читавшего нам китайскую историю, наших замечательных индологов и специалистов по русской и западноевропейской философии – эти курсы мы изучали наравне с китайской философией.
Но вот с одним из преподавателей по китайскому языку мне кардинально не повезло. Это была взаимная неприязнь с первого взгляда. Китайский язык у меня всегда шел очень тяжело, хотя я сидела над ним буквально дни и ночи. Лишь благодаря чуду я тогда не вылетела из университета. Это был лучший урок, как нельзя преподавать иностранные языки, особенно такие сложные. Посаженные тогда комплексы относительно моего владения китайским языком мне потом пришлось преодолевать долгие годы.
Диплом я защищала по чань-буддизму. Но после окончания университета твердо решила, что Китаем «объелась» навсегда.
ИФ РАН и не только
Еще во время учебы я год проработала в Институте Дальнего Востока РАН. А после окончания РГГУ начала работать в центре довузовского образования РГГУ, где преподавала обществознание. Иногда занятия проходили в здании РГГУ на Миусской площади, и так странно-непривычно было читать лекции в тех же самых аудиториях, где еще недавно училась сама.
Но коль скоро я оказалась в вузовской системе, надо было поступать в аспирантуру. После некоторых метаний я отправилась в Институт философии РАН, который тогда находился на Волхонке. В коридоре встретила Светлану Сергеевну Неретину, которая вела у нас в РГГУ курс по средневековой европейской философии и вообще относилась ко мне очень хорошо. Она посоветовала обратиться в сектор восточных философий, который в то время возглавляла Мариэтта Тиграновна Степанянц.
Снова Китай? Но если трезво смотреть на вещи, все материалы, с которыми я могла идти в аспирантуру, у меня были только по китайской философии. А дальше случилось невероятное: с места в карьер мне предложили не только поступать у них в аспирантуру, но и брали на работу в сектор. Отказываться от этого предложения было глупо.
Здесь, в секторе восточных философий, начался мой рост как специалиста. Среди его сотрудников было немало тех, кого до этого я знала исключительно по книгам. Живые классики, можно сказать. Моим научным руководителем стал Артем Игоревич Кобзев, один из ведущих наших китаистов. Еще одна невероятная удача! Хотя, признаюсь, очень долго я не могла найти с Кобзевым общего языка и всегда побаивалась его. Моя диссертация была посвящена китайскому буддизму, учению школы саньлунь — китайской мадхьямаке.
Помимо научной работы я начала преподавать в ГАУГН (Государственный академический университет гуманитарных наук) китайскую философию и китайский язык. На первых порах «синдром самозванца» зашкаливал (впрочем, он и сейчас нередко просыпается). То время я вспоминаю как очень счастливое: молодость, перспективы, горение. Профессиональное выгорание придет позже.
Одним из моих оппонентов на защите должен был быть мой университетский Учитель Виталий Федорович Феоктистов. Но в тот момент, когда уже был написан автореферат, он умер. Удар для всех, кто его знал. Вместо него моим оппонентом стал другой мой Учитель, Анатолий Евгеньевич Лукьянов (его не стало несколько лет назад). Вторым оппонентом – известный буддолог Валерий Павлович Андросов (увы, ныне покойный).
После защиты были годы работы в секторе, работа над научными статьями и учебными пособиями, еще один год работы на полставки в ИДВ РАН, где мы трудились над энциклопедией «Духовная культура Китая», участие в научных конференциях, преподавание курсов по китайской философии и китайского языка в ГАУГН, РГГУ, МФТИ… Обычная работа научного сотрудника со своими взлетами и падениями.
За это время было несколько невероятно насыщенных поездок в Китай, во время которых я как губка впитывала в себя все, что видела вокруг. Исторические районы Пекина я исходила буквально вдоль и поперек, и всей душой полюбила этот город. Была я и в других городах Китая, но не так много, как хотелось бы. Живое общение с китайцами дало мне очень многое: постепенно исчезал посаженный моими университетскими преподавателями комплекс, что я не понимаю китайский на слух.
Были и поездки, не связанные с Китаем – археологические экспедиции в Ростовской области и Старой Ладоге, путешествия по России и Европе. Неожиданно для себя я завела лошадь.
Но в какой-то момент пришло профессиональное выгорание. Все чаще мне начинало казаться, что то, чем я занимаюсь, это не более, чем «игра в бисер». На это наложились начавшиеся реформы Академии Наук, весьма осложнившие жизнь ученых заметно увеличившейся нагрузкой и многочисленными формальностями. К тому же я никак не могла найти «свою» тему, которую можно было бы вписать в рамки академического Института философии. Заниматься тематикой, к которой не лежит душа, просто ради выполнения плана — не хотелось. На этом фоне обострились мои болячки. И в 2018 году я ушла из Института на другую работу, сказав в очередной раз «прощай» Китаю.
Никогда не говори «никогда». Новые проекты и планы
У Китая есть одна черта: если ты стал заниматься им, он тебя уже никогда не отпустит, разве что ненадолго даст передышку. Ибо слишком много сил и времени вложено в изучение китайского языка, и слишком велика притягательность китайской культуры, чтобы разорвать с ней связь навсегда. Китай снова настойчиво позвал меня. Но уже на другом, более объемном уровне, охватывающем не только китайскую философию, но и другие области китайской культуры.
Оказалось, что изучение Китая возможно и вне рамок академического института или вуза. Я познакомилась со многими замечательными людьми, которые прекрасно разбираются в китайской культуре, движимые лишь собственным интересом к ней, вне рамок каких-то структур и организаций. И тот творческий запал, который у меня совсем было угас за последние годы работы в институте, вспыхнул с новой силой.
Я начала заниматься каллиграфией, переводить с вэньяня стихи, глубже интересоваться темой китайской архитектуры и садов — то, что мне всегда нравилось. Однажды в мои занятия музыкой буквально ворвалась старинная песня «Три куплета Янгуань» 阳关三叠 Yángguān sān dié. Благодаря ей я немного углубилась в китайскую пентатонику и планирую в будущем разучить несколько китайских песен, переложенных для фортепиано. А еще я поняла, что очень хочу осуществить две свои давние мечты: проехать по дорогам Великого Шелкового пути и Великого Чайного пути.
Родился интернет-проект «Срединный Путь», посвященный китайской культуре. Я начала вести курсы по китайской философии и языку, рассчитанные на широкую аудиторию, где стремлюсь передать весь свой опыт, накопленный в китаистике начиная с 1994 года. В планах еще несколько проектов.
- По теме: Как появился проект «Срединный Путь»
И все-таки, как оказалось, я не могу быть в профессии вне научной среды и высшей школы. Прошло совсем немного времени, и я заскучала в своей новой ипостаси «свободного художника». И… Теперь я доцент кафедры восточных языков Института иностранных языков Московского педагогического государственного университета, преподаю курсы по лингвострановедению, истории и культуре Китая. Жизнь продолжается!
В своей жизни я никогда не могла углубленно заниматься чем-то одним, мне всегда были нужны разнообразие и свобода поиска. Мой сайт — наглядное тому подтверждение. Но вот что удивительно: в какой-то момент я находила параллели и связи в абсолютно несвязанных, на первый взгляд, областях. И тогда понимаешь, что все, что ты изучала и делала до этого, очень важно и нужно.
© Сайт "Дорогами Срединного Пути", 2009-2023. Копирование и перепечатка любых материалов и фотографий с сайта anashina.com в электронных публикациях и печатных изданиях запрещены.